Бунт взбесившихся гуманитариев
Гляжу на скачущих на ереванском майдане студентов… Откуда их столько взялось, знаете? Могу рассказать на примере Латвии
Политические процессы на территории бывшего СССР строились по одной и той же незамысловатой схеме. Прибалтика шла чуть-чуть впереди, на нас отрабатывали схемы. Потому наш опыт полезен для изучения и прогнозирования.
В самом конце 1980-х в Латвии вдруг открылась потрясающая халява. Появились десятки зарубежных фондов, которые начали собирать группы студентов старших курсов и возить их за границу на обучение. Ненадолго, на полгодика. Названия вузов, куда эти фонды таскали наших студентов, были какие-то мутные. Что-то типа «Христианский Высший колледж Международного менеджмента штата Вермонт». Какой, нахрен, «высший международный менеджмент» в вермонтском захолустье? Однако ж дипломы они выдавали красивые, в рамках.
Вторая струя зарубежного золотого дождя пролилась на преподавателей наших вузов. Их стали приглашать на «курсы совершенствования» по европам-америкам, им начали выдавать гранты на какие-то политические-социологические исследования. В библиотеки вузов тоннами хлынули зарубежные книги, как дар от каких-то жертвователей.
Одновременно покатилась перестройка всего высшего образования. В латвийских вузах стали сокращать естественно-научные и инженерные факультеты, а взамен поперли в рост гуманитарные: истории-философии-политологии-филологии. Процесс этот чудесно наложился на дерусификацию высшего образования.
В один прекрасный 1993-й год правительство постановило, что с 1 сентября все высшее образование в стране должно перейти на латышский язык. А те преподаватели, которые не выучат «державну мову» и не сдадут экзамен на высшую категорию — пусть валят на все четыре стороны.
Следует заметить, что большая часть технарей в латвийских вузах была русской. Так исторически сложилось, что когда в 1950—1960-х годах началась индустриализация Латвии, профессуру в ее политехнические вузы завозили из Москвы и Питера. И преподавали они, естественно, по-русски.
В результате в конце 1990-х в Латвии в массовом количестве появилось «племя молодое незнакомое». Типичный портрет: 25-летний гуманитарий (историк-политолог-филолог), поучившийся в каком-нибудь местном вузе и прошедший пару «повышений квалификаций» в «вермонтских церковно-приходских супер-колледжах».
Таковых были многие и многие тысячи. Сначала их активно всасывал госаппарат и политические партии, заменяя старых постсоветских функционеров на новых «прогрессивных». Потом аппарат насытился. Какую-то часть (небольшую) приняли крупные корпорации в менеджеры среднего звена (языки знают). Но машина по наработке «болтунов широкого профиля», запущенная однажды, уже не останавливалась. Латвия вышла на одно из первых мест в мире по количеству студентов на душу населения…
В начале 2000-х перепроизводство гуманитариев стало очевидным. Появился даже анекдот: «Что нужно сказать, когда увидишь латышского филолога? — Два гамбургера и большую колу, быстро!»
Технари более адаптивны. Инженер-механик, знающий сопромат и Acad, всегда найдет работу по специальности. Если не в лаборатории НАСА, так хоть в мастерской по ремонту стиральных машин. Но технарей сейчас мало. И они — нарасхват, особенно — умные.
В чем беда для бедной страны, когда в ней появляется обилие гуманитариев. Их совершенно некуда девать. Свое образование они заканчивают годам к 25−27. Школа (12 лет), вуз (4−5 лет), разные курсы-стажировки… И из системы выходит абсолютно ненужный в этой жизни человек. Более того: он уже избалован и не способен поменять профессию, скажем, на экскаваторщика…
Но и это еще — не главная проблема. Гуманитарное образование так исходно устроено, что с его помощью можно быстро и недорого промывать мозги. Замени пару десятков учебников в университетской библиотеке на «нужные», обучи и оплати пару-тройку «правильных» лекторов, свози молодого человечка «постажироваться» за границу… И он — твой с потрохами.
Моя дальняя родственница, латышская девчушка, всю юность доившая коров на хуторе, окончила философию в Латвийским Универе и испытала счастье приобщиться к «высшим курсам по повышению самооценки в штате Вермонт». Приехавши на родину, она просто писала кипятком: вот это жизнь! Америка-а-а! Она уже — фанат «западного образа жизни». К коровам она не вернется.
Но самых способных из нового молодежного актива «старшие товарищи» не бросают и на родине. Для их подкормки существуют разные фонды. Я однажды был свидетелем, как фонд Сороса распределял гранты. Сумма-то — смешная, всего 100 тыс. долларов на полгода. Но облагодетельствованы ею были эдак человек 500. Я видел горящие глаза молодых людей, получивших вспомоществование.
Молодые голодные гуманитарии — как раз та самая гвардия «оранжевых» революций. Они понимают свою ненужность, они понимают, что их образование — ни о чем, они видят, что работягам-родителям до чертиков надоело кормить своих великовозрастных оболтусов, но им безумно хочется «кружевных трусиков и ЕС». А идти на автомойку они уже не хочут…
Гляньте на хлопцев и дивчин, которые сейчас скачут в Ереване. У каждого второго в кармане — айфон. Думаете, хоть кого-то из них интересует несколько копеек, на которые стал дороже киловатт-час? Да я уверен, они вовсе и не знают, сколько тот киловатт-час стоит. Они — гуманитарии, они считать не умеют. И они везде одинаковы: что в Латвии, что на Украине, что в Армении.
Собственно, никакой Америки я не открыл. Французский «Красный май» 1968 года, когда в отставку пришлось уйти великому Де Голлю, начался именно с бунта университетских студентов-гуманитариев. История повторяется.