Паутина, прах. На полках вдоль стен стояли чеканные, развилистые ендовы- времен Ивана Грозного и Бориса Годунова, итальянские кубки на высокихножках; серебряные лохани для мытья царских рук во время больших выходов;два льва из серебра с золотыми гривами и зубами слоновой кости; стопкизолотых тарелок; поломанные серебряные паникадила; большой павлин литогозолота, с изумрудными глазами, - это был один из двух павлинов, стоявшихнекогда с боков трона византийских императоров, механика его была сломана.На нижних полках лежали кожаные мешки, у некоторых через истлевшие швывысыпались голландские ефимки. Под лавками лежали груды соболей, прочеймягкой рухляди, бархата и шелков - все побитое молью, сгнившее. Петр брал в руки вещи, слюня палец, тер: "Золото!.. Серебро!.." Считалмешки с ефимками, - не то сорок пять, не то и больше... Брал соболя, лисьихвосты, встряхивал. - Дядя, это же все сгнило. - Сгнило, да не пропало, сынок... - Почему раньше мне не говорил? - Слово дадено было... Родитель твой, Алексей Михайлович, в разныевремена отъезжал в походы и мне по доверенности отдавал на сохранениелишние деньги и сокровища. При конце жизни родитель твой, призвав меня,завещал, чтоб никому из наследников не отдавать сего, развевоспоследствует государству крайняя нужда при войне... Петр хлопнул себя по ляжкам. - Выручил, ну - выручил... Этого мне хватит... Монахи тебе спасибоскажут... Павлин! - обуть, одеть, вооружить полк и Карлу наложить, какнужно... Но, дядя, насчет колоколов, - колокола все-таки обдеру, - несердись...