iiyama
Новичок
- Регистрация
- 10.01.2007
- Сообщения
- 5 007
- Реакции
- 5
- Баллы
- 0
Михаил Ямпольский. Картель и закон.
01.02.2012
1. МЕТАМОРФОЗЫ ПАЯЛЬНИКА
Фальсификации на выборах не представляют ничего нового. Экономически Россия мало пострадала от кризиса, а цены на нефть очень высоки. Нельзя всерьез обсуждать и версию о том, что Путин просто надоел…Что же изменилось? Почему путинский режим, в прошлом популярный у большой части населения, эту поддержку вдруг утратил?
Прежде всего, какова природа нынешнего российского государства? Я думаю, что государство это – извращенный результат “лихих девяностых”, когда приватизация приняла характер простого грабежа, наглого уголовного передела собственности криминальными группировками, при активном участии воров в законе. Это эпоха паяльника в заднице или пули в затылках множества бизнесменов, у которых братва нагла изымала свежую собственность. Государство не обеспечивало защиты бизнеса; чтобы выжить, приходилось платить отступные. Постепенно, однако, ситуация стала меняться. Сначала органы милиции и КГБ поняли, что крышевать бизнес следует им самим. Это выглядело почти как частная инициатива: мы вас будем защищать, а вы нам будете за это платить. В конце девяностых уголовники стали легализовать бизнес (повалили в банкиры), а государство начало все более последовательно принимать на себя функцию мафии. Бизнесмены, как известно, восприняли эту метаморфозу с облегчением. Все-таки лучше платить ментам, чем жариться с паяльником в анусе по произволу чеченской, солнцевской или еще какой-нибудь братвы.
Путинский режим сложился в результате этой метаморфозы государства в криминальную организацию, картель. То, что вначале было примитивным крышеванием, постепенно разрослось в гигантскую криминально-государственную структуру. Разговоры о коррупции российского государства стали сегодня общим местом. Я думаю, однако, что мы имеем дело отнюдь не с коррупцией. Под коррупцией понимается подкуп чиновников, идущих за вознаграждение на нарушение закона. Методы борьбы с ней хорошо известны. Центральный акт коррупции – дача взятки. Распилы и откаты в какой-то мере подпадают под это определение. Коррупцию описал Гоголь в «Ревизоре». Множество стран от Италии до Индии поражены этим злом. Но то, что мы имеем сегодня в России, гораздо страшнее – это превращение государства в преступный синдикат, подмена основных государственных функций криминальными.
Члены этого синдиката сидят в судах, в банках, в таможне, в налоговой полиции, в управлениях экспорта-импорта, в прокуратуре, полиции, ФСБ, в муниципальных и областных органах власти и т.д. При этом действуют согласовано, как и полагается в мафии. В вышедшей недавно в Нью-Йорке книге двух специалистов по уголовному праву Сергея Челухина и М. Хаберфельда «Русские коррупционные организованные сети и их международные маршруты» (2011) подробно описывается способ функционирования такого государственного синдиката. Например, сверхдорогие машины регистрируются таможней как гуманитарная помощь и, соответственно, выводятся из-под таможенных пошлин. Продаются через сеть криминальных дилерских контор, которым позволяют не платить налоги налоговые ведомства. Милиция и ФСБ отслеживают любые помехи и устраняет конкурентов, которых суды упекают в зону, банки отмывают деньги и т.д. Иными словами, мы имеем дело не с коррупцией, но именно с организованной преступностью колоссального масштаба. Речь тут идет, конечно, не о взятках. В конце концов, судья Данилкин – не коррумпированный взяточник, упекший подсудимого за деньги. Он выполнял предписанную ему роль в «организации». Каждый государственный орган выполняет свою криминальную роль. ФСБ, милиция и суды заняты устранением конкурентов, рэкетом, «стоят на стреме» или просто работают киллерами. То, что подмосковная прокуратура “курировала” сеть подпольных игорных домов – не просто курьез, но абсолютно системное явление.
Особенность государственного криминального картеля заключается в его беспрецедентных размерах. То, что начиналось как крышевание бизнеса в девяностых, завершилось в нулевых полным перерождением всей государственной системы. На первых порах огосударствление организованной преступности воспринималось как позитивное явление. Сократилось количество варварских убийств и чудовищных разборок, паяльник перестал быть главным орудием бизнеса. Бизнесмены могли хоть немного расслабиться. Но роман уголовного государства с обществом был обречен на эфемерность. Как и в иных странах, знавших уголовщину «первоначального накопления капитала» (например, в США), общество, пройдя через симбиоз с уголовщиной, начинает требовать законности. Требование это связано среди прочего и с тем, что тесные связи с криминальным беспределом подрывают перспективы бизнеса. Одним из первых в России это осознал Ходорковский, который решил сделать «Юкос» прозрачной для любых аудиторов фирмой. Только такая прозрачность могла обеспечить ему приток иностранного капитала, то есть повысить рентабельность предприятия. Как известно, Ходорковский поплатился за свою любовь к законности. Картелю не понравилось его желание выйти из доли, и он был передан судейским киллерам. Ходорковский слишком поспешил.
Возвращаясь к поставленному в начале вопросу о существе происходящего, я бы ответил на него так: государственный криминальный синдикат сполна выполнил свою роль. Роль эта заключалась в монополизации насилия в руках государственных криминальных структур. Монополизация насилия создала видимость нормализации жизни. Выражаясь грубо, из жопы вынули паяльник. Но, выполнив свою роль, синдикат стал объективной помехой для подлинной, а не косметической нормализации жизни общества. Благодарность за извлечение паяльника не может длиться бесконечно. Общество может терпеть такого рода структуры и связанное с ними бесправие относительно короткий период времени. В России отпущенный синдикату срок был примерно лет 8-9. Пришла пара покончить с этим монстром.
01.02.2012
1. МЕТАМОРФОЗЫ ПАЯЛЬНИКА
Фальсификации на выборах не представляют ничего нового. Экономически Россия мало пострадала от кризиса, а цены на нефть очень высоки. Нельзя всерьез обсуждать и версию о том, что Путин просто надоел…Что же изменилось? Почему путинский режим, в прошлом популярный у большой части населения, эту поддержку вдруг утратил?
Прежде всего, какова природа нынешнего российского государства? Я думаю, что государство это – извращенный результат “лихих девяностых”, когда приватизация приняла характер простого грабежа, наглого уголовного передела собственности криминальными группировками, при активном участии воров в законе. Это эпоха паяльника в заднице или пули в затылках множества бизнесменов, у которых братва нагла изымала свежую собственность. Государство не обеспечивало защиты бизнеса; чтобы выжить, приходилось платить отступные. Постепенно, однако, ситуация стала меняться. Сначала органы милиции и КГБ поняли, что крышевать бизнес следует им самим. Это выглядело почти как частная инициатива: мы вас будем защищать, а вы нам будете за это платить. В конце девяностых уголовники стали легализовать бизнес (повалили в банкиры), а государство начало все более последовательно принимать на себя функцию мафии. Бизнесмены, как известно, восприняли эту метаморфозу с облегчением. Все-таки лучше платить ментам, чем жариться с паяльником в анусе по произволу чеченской, солнцевской или еще какой-нибудь братвы.
Путинский режим сложился в результате этой метаморфозы государства в криминальную организацию, картель. То, что вначале было примитивным крышеванием, постепенно разрослось в гигантскую криминально-государственную структуру. Разговоры о коррупции российского государства стали сегодня общим местом. Я думаю, однако, что мы имеем дело отнюдь не с коррупцией. Под коррупцией понимается подкуп чиновников, идущих за вознаграждение на нарушение закона. Методы борьбы с ней хорошо известны. Центральный акт коррупции – дача взятки. Распилы и откаты в какой-то мере подпадают под это определение. Коррупцию описал Гоголь в «Ревизоре». Множество стран от Италии до Индии поражены этим злом. Но то, что мы имеем сегодня в России, гораздо страшнее – это превращение государства в преступный синдикат, подмена основных государственных функций криминальными.
Члены этого синдиката сидят в судах, в банках, в таможне, в налоговой полиции, в управлениях экспорта-импорта, в прокуратуре, полиции, ФСБ, в муниципальных и областных органах власти и т.д. При этом действуют согласовано, как и полагается в мафии. В вышедшей недавно в Нью-Йорке книге двух специалистов по уголовному праву Сергея Челухина и М. Хаберфельда «Русские коррупционные организованные сети и их международные маршруты» (2011) подробно описывается способ функционирования такого государственного синдиката. Например, сверхдорогие машины регистрируются таможней как гуманитарная помощь и, соответственно, выводятся из-под таможенных пошлин. Продаются через сеть криминальных дилерских контор, которым позволяют не платить налоги налоговые ведомства. Милиция и ФСБ отслеживают любые помехи и устраняет конкурентов, которых суды упекают в зону, банки отмывают деньги и т.д. Иными словами, мы имеем дело не с коррупцией, но именно с организованной преступностью колоссального масштаба. Речь тут идет, конечно, не о взятках. В конце концов, судья Данилкин – не коррумпированный взяточник, упекший подсудимого за деньги. Он выполнял предписанную ему роль в «организации». Каждый государственный орган выполняет свою криминальную роль. ФСБ, милиция и суды заняты устранением конкурентов, рэкетом, «стоят на стреме» или просто работают киллерами. То, что подмосковная прокуратура “курировала” сеть подпольных игорных домов – не просто курьез, но абсолютно системное явление.
Особенность государственного криминального картеля заключается в его беспрецедентных размерах. То, что начиналось как крышевание бизнеса в девяностых, завершилось в нулевых полным перерождением всей государственной системы. На первых порах огосударствление организованной преступности воспринималось как позитивное явление. Сократилось количество варварских убийств и чудовищных разборок, паяльник перестал быть главным орудием бизнеса. Бизнесмены могли хоть немного расслабиться. Но роман уголовного государства с обществом был обречен на эфемерность. Как и в иных странах, знавших уголовщину «первоначального накопления капитала» (например, в США), общество, пройдя через симбиоз с уголовщиной, начинает требовать законности. Требование это связано среди прочего и с тем, что тесные связи с криминальным беспределом подрывают перспективы бизнеса. Одним из первых в России это осознал Ходорковский, который решил сделать «Юкос» прозрачной для любых аудиторов фирмой. Только такая прозрачность могла обеспечить ему приток иностранного капитала, то есть повысить рентабельность предприятия. Как известно, Ходорковский поплатился за свою любовь к законности. Картелю не понравилось его желание выйти из доли, и он был передан судейским киллерам. Ходорковский слишком поспешил.
Возвращаясь к поставленному в начале вопросу о существе происходящего, я бы ответил на него так: государственный криминальный синдикат сполна выполнил свою роль. Роль эта заключалась в монополизации насилия в руках государственных криминальных структур. Монополизация насилия создала видимость нормализации жизни. Выражаясь грубо, из жопы вынули паяльник. Но, выполнив свою роль, синдикат стал объективной помехой для подлинной, а не косметической нормализации жизни общества. Благодарность за извлечение паяльника не может длиться бесконечно. Общество может терпеть такого рода структуры и связанное с ними бесправие относительно короткий период времени. В России отпущенный синдикату срок был примерно лет 8-9. Пришла пара покончить с этим монстром.